Воин поневоле - Страница 6

Это была тесная, довольно узкая голая келья с высоким потолком и стенами из песчаника; грубые доски пола закрывал маленький, сильно потертый ковер. В комнате было две двери, таких высоких, что даже великану не пришлось бы нагибаться, и одно окно в форме ромба, через его изогнутое запыленное стекло слабый свет проникал синими и зелеными пятнами. Рама покоробилась, и окно не открывалось, поэтому здесь было душно и пахло пылью. Единственной мебелью были две дубовых скамьи. Хонакура взобрался на одну из них и теперь сидел, не доставая ногами до пола. Старик тяжело дышал; он пытался вспомнить, не упущено ли из виду что-нибудь важное.

* * *

Кто-то постучал в дверь костяшками пальцев, появилось знакомое лицо, взгляд из-под опущенных век. Хонакура со вздохом поднялся: в комнату вошел его племянник Динартура. Он закрыл дверь и подошел ближе, чтобы достойно приветствовать старшего.

– Я Динартура, – правая рука к сердцу, целитель третьего ранга, – левая – ко лбу, – всем своим смиренным сердцем я страстно желаю, – ладони сложены у пояса, – чтобы Сама Богиня, – взмах правой руки, – даровала тебе счастье и долгую жизнь, – руки опущены, взгляд устремлен вверх, – и побудила тебя принять мою скромную, но добросердечную помощь, – глаза опущены, – которая может быть полезна в твоих благородных делах, – лицо закрыто руками, поклон.

Хонакура ответил ему столь же цветистыми словами благодарности, а потом указал на другую скамью.

– Как поживает твоя дражайшая матушка? – спросил он.

Динартура смутился. Его светло-каштановые волосы начали редеть, а под одеждами уже обозначилось брюшко. Совсем недавно он сменил юбку молодых на свободную одежду без рукавов, какую носили люди среднего возраста, и коричневую хлопчатобумажную мантию, какая подобает его рангу; желая что-нибудь хорошо рассмотреть, он подносил предмет совсем близко к лицу. Он был младшим сыном в семье сестры Хонакуры, старик считал его непростительно бездарным тупицей, надежность которого нагоняла тоску.

– Как себя чувствует больной? – спросил Хонакура, когда было отдано должное всем формальностям. Он улыбался, но ждал ответа в тревоге и нетерпении.

– Когда я уходил, он все еще был без сознания, – Динартура полагал, что сообщает дяде весьма важную информацию. – У него на голове вот такая шишка, но признаков заболевания нет. Глаза и уши в полном порядке. Я полагаю, в свое время он придет в себя и через пару дней будет как огурчик.

Хонакура облегченно вздохнул.

– Конечно, если такова будет Ее воля, – поспешно добавил Динартура. – Повреждения головы могут иметь непредсказуемые последствия. Если бы я говорил не с вами, дядя, я выражался бы более осмотрительно.

– Значит, мы должны запастись терпением. Два дня, говоришь?

– Пожалуй, три, – ответил целитель, – если у вас есть для него какая-нибудь трудная задача, то дополнительная перестраховка не повредит. – Динартура проявил необычайную для себя проницательность. – Если ему предстоит что-то очень сложное, то так будет вернее.

– Позвольте поинтересоваться, кто он такой, – спросил Динартура через некоторое время. – Ходит множество слухов, но ни одному нельзя верить.

– Самый невероятный и будет ближе всего к истине, – Хонакура усмехнулся, облизывая губы. – Так значит, слухи?

– Конечно, священный.

– Он – один из тех пяти, что были ранены сегодня в храме, – Хонакура улыбнулся про себя.

– Из пяти! – Динартура уставился на дядю, пытаясь понять, не шутит ли тот.

Хонакура задумался о том, сколько раз за сегодняшний день ему пришлось проявить власть. Долги его росли, а должников осталось немного.

– Все это очень печально, так ведь? Они сейчас лежат, накрытые простынями, не могут ни говорить, ни двигаться. Все бросились спасаться – в паланкинах, носилках, каретах. Иногда носилки несли жрецы! Там было двадцать два целителя и много прочего люда. Некоторых пострадавших сразу отвезли в город, но большинство остались в храме, их перевозили из комнаты в комнату, они входили в одну дверь и выходили в другую… Таких комнат, как эта, всего восемь или девять, – он показал на огромную дубовую дверь, – их охраняют.

Дверь вела в другой коридор, но Хонакура не счел нужным упоминать об этом.

– Их охраняют жрецы, – сказал молодой человек, – значит, вы не доверяете воинам? Конечно, я ведь видел этого больного. Вы опасаетесь, что они и в самом деле способны?..

– При нынешних обстоятельствах это возможно, – жрец печально кивнул. Охрана существует, чтобы поддерживать порядок, защищать паломников и карать виновных. Но кто следит за охраной?

– Я слышал, – тихо сказал Динартура, – что паломники подвергаются преследованиям. Вы думаете, тут дело рук воинов?

– Видишь ли, – начал Хонакура, – это не совсем так. Воины – они все же не бандиты, но за ними нет необходимого надзора и подкупить их легко.

– Но все же большинство из них – люди чести? – настаивал племянник. – Неужели нет никого, кому можно доверять?

Жрец вздохнул.

– Пойди во двор, – сказал он, – найди какого-нибудь воина, Третьего или, скажем, Четвертого, и спроси его об этом. Если он скажет…

Целитель побледнел и очертил в воздухе священный знак Богини.

– Лучше не надо, священный!

– Ты так думаешь? – его дядя усмехнулся.

– Я уверен, священный!

А жаль! Эта мысль показалась Хонакуре занятной.

– В чем-то ты, конечно, прав. Я уверен, что большинство воинов – честные люди, но каждый связан клятвой, которую он принес своему наставнику, а тот, в свою очередь, – другому наставнику и в конечном счете правителю. И только один правитель принес клятву самому храму. И если он не отдал приказ о патрулировании дорог, кто подскажет ему такую мысль? Остальные только молча исполняют его распоряжения. Им приходится держать язык за зубами, и даже старательнее, чем кому-либо другому, потому что в противном случае никто не позавидует их участи.