У Уолли был один смутный план, о котором он пока молчал. Если удастся поговорить с Тарру с глазу на глаз, то его, подобно Нанджи, можно заставить принести клятву крови. В том, кто из них лучший воин, сомневаться не приходится. Потом правитель вызвал бы по одному всех своих подопечных, и они принесли бы ту же клятву. Теоретически он мог бы сделать своими вассалами всю охрану, сверху донизу. Обманщики так и останутся обманщиками, им доверять нельзя, но честные люди сдержат свою клятву, а их, конечно же, большинство? Уязвимой стороной в этом плане было то, что Уолли – гость Тарру, и обнажить меч значило бы нарушить закон. Нанджи сгорел бы со стыда, узнай он, что его герой только подумал о таком.
– Лошади, – сказал Нанджи. – Их в долине около десяти, и все они принадлежат охране. – Он с надеждой взглянул на своего повелителя.
– Превосходно! – воскликнул Уолли. – Черт возьми, превосходно!
Нанджи пытался не показывать своей радости.
– Рассказывай дальше, – попросил Уолли.
Но рассказывать было почти нечего. Дорога так круто поднималась в гору, что торговцы везли свои товары на тележках, запряженных быками, а люди ездили на мулах. Лошадей содержали, чтобы поддерживать связь с переправой, где обычно стоял пикет, состоящий из трех воинов и жреца. Конюшня находилась недалеко от ворот. Ее тоже охраняли трое.
– Завтра можно распланировать все точнее, мой повелитель, – сказал в заключение Нанджи.
– Вряд ли! – заявил Уолли. – Я туда не пойду; это заметят сразу же. Лошадей можно украсть. Это будет преступлением, но не нарушением закона, и никто и не усомнится в том, что Седьмой имеет право взять все, что пожелает. Официально лошади принадлежат самому храму, так что, возможно, ему удастся договориться с Хонакурой и купить их заранее. Но охрана…
– Кажется, вассал, ты нашел ответ, – сказал Уолли. – Значит, будем конокрадами. Но только вряд ли мне удастся в одиночку справиться с тремя, а убивать я не хочу. Их надо связать, и для этого мне нужен хороший воин. Нанджи опять показалось, что он летит в пропасть.
– Так что придется тебе потренироваться, – заключил Уолли. – Ты нужен мне. Ты нужен мечу. Ты нужен Богине, Нанджи, – Уолли показал на зеркало. – Сто выпадов с правильно поставленной ногой. Потом займемся остальным. Теперь, когда у него есть деньги, надо кое-что сделать. Но ноги его болели, а к тому же следовало подчеркнуть, что ходит он еще плохо, и поэтому Уолли потянул за веревку звонка. Он величественно уселся в своем кресле, как и полагается высокому гостю, и разрешил здешним прихлебателям бегать вокруг него весь остаток дня. Нанджи тем временем сновал перед зеркалом. Пришел портной с образцами тканей и снял с него мерки. Сапожник вырезал из кожи след его ступни, хотя ему придется учесть, что, когда спадет опухоль, нога уменьшится. В течение последних двух месяцев Шонсу занимался чем угодно, но только не волосами, поэтому их новый владелец позвал парикмахера. Надо было сделать подарок Конингу, а также Жану, потому что она могла превратить жизнь Джа в сплошной ад. Пришел целитель, племянник Хонакуры, он сменил повязки и пробормотал над ногами Уолли молитвы.
Уолли приказал, чтобы на закате к нему прислали его рабыню и подали ужин в комнату. Это было нарушением тех предосторожностей, о которых он говорил Хонакуре, но ради первой ночи с Джа он пошел на риск быть отравленным. Ему хотелось воссоздать тот необычный обед при свечах, даже если его теперешние апартаменты в сотни раз больше, чем хижина паломников. Хороший ужин, задушевная беседа, во время которой они будут строить планы и выяснят, что же соединяет две нити их – столь непохожих друг на друга – судеб. А потом – потом много любви по высшему классу!
День догорал. Принесли горячую воду, и Уолли принял ванну, на этот раз без помощников. Нанджи продолжал делать выпад за выпадом.
Его вассал совершенно обессилел, но так ничего и не добился. Наконец, когда солнце уже садилось, Уолли разрешил ему остановиться. Готовый расплакаться, Нанджи упал на стул как скомканная рубашка.
– У тебя, кажется, есть семья в городе? – спросил Уолли.
Нанджи покраснел, сел прямо и подтянулся.
– Да, мой повелитель, – сказал он, четко выговаривая слова.
Что же услышал он от Уолли?
– Может быть, ты захочешь навестить их сегодня? Я собираюсь показать свое воинское искусство моей рабыне, и ты мне пока не нужен.
– Спасибо, мой повелитель! – Такое соображение Нанджи весьма удивило. – Я думаю, тебе будет о чем рассказать им, – сказал Уолли. Нанджи улыбнулся. – И, пожалуй, предупреди их, что скоро уезжаешь.
Но когда? И как?
– Теперь надень туфли, – сказала Жану, распрямила плечи Джа и, постучав в дверь, ввела ее к новому господину.
Сегодня был необычный день. У Джа голова шла кругом. Изо всех сил рабыня старалась сдержать дрожь Теперь надо не сломать ногу, потому что туфли она не носила с тех пор, как уехала из Пло, а туфли на таких каблуках – вообще никогда. Она не забыла, что надо покачивать бедрами и улыбаться краешком глаз, как учила ее Жану. Светлейший Шонсу поднялся ей навстречу.
– Покрывало! – прошептала Жану.
Джа сбросила покрывало, чтобы светлейший Шонсу посмотрел на ее платье. Платье было очень странное, оно все состояло из бахромы и бус. Джа привыкла быть с мужчинами раздетой: это – ее долг перед Богиней и перед храмом, она делала это каждый вечер, но почему-то в таком платье она чувствует себя более обнаженной, чем просто без одежды. Она надеялась, что светлейшему Шонсу платье понравится, но, зная мужчин достаточно хорошо, сразу же заметила в его взгляде удивление и недовольство. Сердце ее упало. Очень необычный день – горячая ванна, духи, все ее тело натерли маслами, волосы завили железными щипцами, с ног срезали мозоли. У нее дрожали руки, когда ей показывали, как наносить краску на лицо, на веки и ресницы… Было немножко больно, когда прокололи уши и вдели блестящие подвески…