– Да, наставник, – ответил Йонингу. Он быстро взглянул на Уолли, затем на Нанджи, а потом сказал: – Я также объявляю, что светлейший Шонсу нарушил седьмую сутру.
Значит, о преступлениях Нанджи уже объявлено. Судьей будет Имперканни, а Йонингу – прокурором. По понятиям Уолли, такое правосудие примитивно, потому что они оба – свидетели, к тому же давние друзья. Но все же это лучше, чем ничего.
Это они приплыли на лодке. Их было около десятка: двое рабов и несколько воинов от второго до седьмого ранга. Они прибыли как раз вовремя и смогли увидеть все с самого начала. Это были свободные воины, те, о которых Нанджи говорил с такой страстью и восхищением. Они охраняют мир и покой, они помогают, поддерживают, а если надо, то и мстят за воинов гарнизона и охраны.
Имперканни выглянул за дверь и позвал одного из своих людей.
– Канданни, смотри, чтобы мулы не ушли без нас.
Третий быстро отправился к мулам.
– Неплохая мысль, – сказал Уолли. – Светлейший, будьте любезны, задержите и лодку тоже.
Имперканни скептически приподнял бровь, но все-таки кивнул Второму, который тут же побежал к пристани. Возможно, доказательства вины как таковые ему и не нужны, но он хочет, чтобы все официальные формальности были соблюдены.
Уолли так устал, что у него дрожали колени, но если они не предложат сесть, то он не скажет об этом первым. На случай, если узники решат бежать, выход наружу охранялся. Им, правда, оставили мечи, но Уолли решил, что это обыкновенная любезность. С этими справиться будет не так легко, как с воинами из охраны. Эти – борцы.
Сейчас в этом залитом кровью сарае над ним начнется суд. На зал суда не похоже – грубые деревянные стены, а по полу идет узкая, вымощенная камнем дорожка. С одной стороны – конские стойла, они занимают высоту обоих этажей, вверху виден деревянный потолок. С другой – просто голая стена и несколько дверей. То и дело сюда залетали ласточки: они устремлялись вверх, к своим гнездам под потолочными балками, они громко и рассерженно кричали. Если вся эта картина хоть о чем-то напоминала Уолли, то, скорее всего, о театральном представлении, которое смотришь из-за кулис и видишь всю подноготную сцены, а мертвые тела повсюду говорили о том, что автор пьесы, скорее всего Шекспир.
Ввели погонщика и хозяина лодки, их посадили рядом с Джа и Зорькой. Словесным препирательствам воины предпочитали действие. Но препираться ни один из мирных жителей не станет.
Катанджи стоял за спиной старшего брата и смотрел на Уолли большими испуганными глазами. Низкое вечернее солнце проникало сюда со стороны Реки и освещало тело Трасингджи. В стойлах жевали лошади.
– Можно начинать, достопочтенный Йонингу, – сказал судья.
Прокурор подошел к телу Трасингджи. Имперканни и Уолли последовали за ним.
– Я видел, как светлейший Шонсу ударил этого человека ножом сзади.
Они подошли к Тарру. Уолли ужаснулся, увидев, что распорол его почти пополам и что камни вокруг залиты кровью.
– Я видел, как светлейший Шонсу напал на этого человека сзади.
Дальше лежало сразу пять тел, но Йонингу на минуту остановился, может быть, желая освежить память или удостовериться, что не забыл никаких серьезных обвинений. Лицо у него перекошено шрамом, и от этого уголок рта поднимается вверх, а чувства юмора у него, может быть, нет вовсе. Если его наставник примет решение не в пользу Шонсу, то Уолли станет рабом этого человека? Нет, пожалуй, ему светит высшая мера.
– Я видел, как светлейший Шонсу напал на них без официального вызова.
Я видел, как он ударил этого человека ножом и этого тоже. – Он пожал плечами, как бы говоря, что этих обвинений пока достаточно.
Имперканни повернулся к Уолли.
– Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Очень многое, светлейший, – Уолли улыбнулся, показывая, что не считает себя виновным. Достопочтенный Йонингу кое-что забыл. – Он показал на тело Второго, которое лежало снаружи. Вот его главное и единственное преступление.
Йонингу бросил на него суровый взгляд, давая понять, что Уолли теряет время суда на не заслуживающие внимания вещи.
– Этот человек спасался бегством, – сказал он.
Уолли ужаснулся, ему стало трудно дышать. Убегая, этот мальчик лишил себя права быть отмщенным. Но через некоторое время он понял, что это даже хорошо: он вспомнил его товарища, который не стал убегать, а просил пощады. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Шонсу самообладание и обуздать его неистовство. Не очень хорошо, но все же… А тот был бы сейчас жив, если бы не забыл, чему его учили.
Суд ждал ответа.
– Могу ли я сначала выслушать обвинения против мастера Нанджи? Потом мы представим наше оправдание.
Имперканни кивнул. Нанджи поднял голову от пола и горько посмотрел вокруг. Йонингу постоял некоторое время у первого убитого Нанджи, решил здесь не задерживаться и кивнул на труп Ганири.
– Я видел, как мастер Нанджи напал на этого человека сзади, когда тот уже сражался с другим.
Нанджи опять опустил глаза.
– Ваши оправдания, светлейший, – обратился Имперканни к Уолли. По его тону было понято, что эти оправдания должны быть очень существенными. – Я думаю, что мастер Нанджи тоже может выдвинуть против меня кое-какие обвинения, – дерзко сказал Уолли.
Это произвело ожидаемое действие, но Имперканни быстро пришел в себя.
– Пожалуйста, мастер Нанджи.
Нанджи еще раз поднял голову. В его глазах, обращенных к Уолли, было столько боли и упрека, что казалось, человеку такое вынести не под силу. Он начал говорить, но его голос звучал так тихо, что пришлось все повторить.